Уркварт Ройхо - Страница 15

— Всем назад! Пусть этим бешеным гоц займется!

Воины Грига отхлынули от сержанта, а тот прижался спиной к стене и громко, понимая, что вскоре умрет, на показ, выкрикнул:

— Что, твари! Решили меня стрелами или болтами положить! Говно вы, а не воины! Быдло! Не было вас с нами на Диньском поле, когда мы с асилками три дня резались! Ну, давайте! Стреляйте!

Сержанту никто не ответил. И из темноты, от правой Приморской башни появился один из тех толстяков, которые приехали с бароном Арьяном. Только теперь этот человек выглядел иначе, и это был не перекормленный жирдяй, а по пояс голый перекачанный здоровяк. Морда по-прежнему заплывшая и сальная, а туловище сплошь мускулы, как-то неравномерно выпирающие из тела и сплетающиеся в какие-то непонятные формы. И весь вид гоца, в данный момент напоминал мне какого-нибудь мутанта из дешевого американского кинофильма или маньяка, пережравшего стероидов и стимуляторов роста.

Все воины герцога по-прежнему молчали. Юнг пригнулся и выставил перед собой клинок. А гоц прорычал что-то неразборчивое, и без разбега, метров с четырех, прыгнул на графского дружинника. Миг! И он рядом с сержантом, который попытался припасть к земле и подрубить противнику подколенные сухожилия. Но человек-мутант, как я его для себя обозначил, левой рукой схватил Юнга за шкирку и словно котенка, бросил на стену. Удар! Сержант пытается подняться и мечом, который он не выпустил из ладоней, наносит слепой удар в сторону гоца, но тот легко уклоняется, и ребром ладони сминает гортань бывалого воина графа Ройхо.

Мне захотелось закричать оттого, что я увидел. Наших бьют! Но в глотке, словно комок застыл, не продохнуть и не выдохнуть, поэтому я сдержался. И одновременно с последними конвульсиями сержанта Юнга, которого гоц, словно тушку куренка, легко приподнял за ногу и бросил в общую кучу убитых, появились еще два урода. Оба они, как и их напарник, подкинули на плац по одному телу, и это оказались Тайфари и Косой.

"Значит, — сделал я вывод — все, конец боевитой дружине Ройхо. Если даже лучшие сержанты не вырвались из лап предателей, про остальных и разговора нет".

Вокруг меня, тем временем, началось движение, и человек с сиплым скребущим по душе голосом начал отдавать команды:

— Сотня Бойяра, прочесать все помещения в Приморских башнях! Сотня Ингая, за вами Центральная! Сотня Юкио, Внешние донжоны! Пельс и Хольс, все хозпостройки, помещения слуг и подвалы! Стражники, следить за пленниками и помогать господам магам! Гоцы на выход! Ждите за воротами!

Прерывая его, послышался истеричный вскрик барона Арьяна, предателя, который ввел в замок гоцев и предал родню:

— Пожар в господских покоях!

— Как!? Где!? Кто допустил!?

— Не знаю! Наверное, это гоцы, когда старшего Ройхо убивали, свечку или лампаду перевернули, деревянные полы тлели, а теперь они полыхнули. А может быть старший сын графа, которого до сих пор не нашли, специально все подпалил.

— Всем свободным воинам! Тушить огонь! Живо! Повозки и лошадей за пределы замка!

Командир еще что-то говорил и выкрикивал, а повозка, в которой я находился, тронулась с места, и брезент при движении накрыл меня с головой. Рядом ржали лошади и суетились люди, а я уже не обращал на это никакого внимания, просто, впал в ступор и мое безвольное тело, которое без движения и теплой одежды быстро коченело, дергалось в такт движению повозки. И так продолжалось минут пятнадцать, до тех пор, пока неравномерное подергивание дерева подо мной не прекратилось.

Брезентовый полог откинулся. И в свете луны, изредка показывающейся из-за темных туч, я увидел над собой насупленное хмурое лицо Юргена Арьяна. Барон кинжалом, кстати сказать, моим, распустил веревки на ногах и руках, а затем с лошади, привязанной к повозке, снял узел с одеждой и кинул его мне.

— Одевайся! Быстрее!

— Да, пошел ты! Скотина! — разминая кисти рук и вздрагивая всем телом от порывов холодного зимнего ветра, произнес я.

— Понимаю твои чувства Уркварт. И признаю, что ты имеешь полное право проклинать меня и считать предателем. Но это все потом, а сейчас тебе надо бежать за пределы герцогства Григ.

Я развязал узел, в котором находилась моя повседневная одежда, и стал одеваться, попутно, спросив барона:

— Почему ты предал отца?

Арьян, настороженно всматривающийся в сторону замка, в котором полыхала Центральная башня, отступил от меня в сторону, и ответил:

— Квентин воин, и он имел шанс на победу. Но граф почему-то не подумал о том, что он сидит в крепком замке, а у меня такого надежного укрепления нет. И когда ко мне в гости прибыли маги и воины герцога, которые моих троих малолетних детей схватили и каждому к сердцу копье приставили, мне ничего другого не оставалось, кроме как согласиться с условиями герцога. Однако, видишь, рискуя собой, я помогаю тебе спастись.

— Это сколько же на тебе теперь крови будет, дядя Юрген?

— Немало. Но, по крайней мере, твои братья и сестры будут живы, пусть в плену у врага, но целы и невредимы. Герцог пообещал, что не будет их мучить.

— Значит, младшие живы?

— Да, я видел их полчаса назад. Они находились под крепкой охраной, выглядели испуганно, но держались неплохо, не плакали и не стонали.

— И ты веришь герцогу?

— А мне ничего другого не остается. Пока он свое слово держал, а что дальше будет, одни боги и духи знают.

— Как отец и мать погибли?

— Гоцы вошли к ним в спальню и навалились на Квентина. Он пытался сопротивляться, но ничего не смог сделать. Зато Катрина отличилась, схватила арбалет под кроватью и выстрелила. При этом тяжело ранила одного гоца, и он свернул ей шею.